~Madeleine~
Печенье Мадлен (фр. Madeleine) — французское печенье небольшого размера из Коммерси, обычно в форме морских гребешков. Тесто, замешанное на пищевой соде из муки, сахарной пудры, яиц, сливочного масла и рома, выкладывается в специальный противень с фигурными углублениями с помощью кондитерского шприца. Печенье Мадлен пользуется неизменным успехом во Франции и Европе в целом.
История началось с поляков, как ни странно. В один из чудных вечеров 1755 года бывший польский король Станислав Лещинский давал в Париже бал. Но перед самым балом внезапно заболел повар. Гости рисковали остаться без угощения.
Спасла положения сообразительная и расторопная служанка – на скорую руку она приготовила печенье в форме ракушки. Это нехитрое лакомство ее научила готовить бабушка. Десерт произвел фурор среди гостей, поэтому было решено назвать печенье по имени девушки – Мадлен.
Вкусная новинка возможно так бы и осталась незамеченной, если бы не Мария Лещинская – королева Франции, жена Людовика XV – она передала рецепт “Мадлен” кондитерам Версаля. Так печенье “Мадлен” появилось на столе короля Людовика.
В то время Франция безоговорочно диктовала моду практически на всё, поэтому изысканное, и в то же время простое в приготовлении печенье стало любимым десертом европейской знати.
Кстати, именно «Madeleines» были выбраны представлять Францию в рамках инициативы «the Cafe Europe» австрийского председательства в Европейском союзе, на День Европы 2006 года.
Писатель Марсель Пруст в своём многотомном произведении «В поисках утраченного времени», посвятил печенью «мадлен» несколько страниц. Немного процитирую, так как это просто песня!
«…Как в ту минуту, когда я распробовал мадлен, тревоги о будущем и интеллектуальные сомнения рассеялись. И даже те, которые относились к моим литературным дарованиям и реальности литературы как таковой, только что мучившие меня, испарились словно по волшебству. Не было никаких новых рассуждений, я не отыскал новых решительных аргументов, а препятствия, только что неодолимые, потеряли свое значение. Но на этот раз я решил не смиряться, что мною так и не понята природа этого действия, как это было, когда я распробовал мадленку, размоченную в настое. Блаженство, только что испытанное мною, походило на изведанное во вкусе мадлен, – но тогда я отложил поиск глубоких корней этого ощущения на потом. В воскрешенных образах была чисто материальная разница; глубокая лазурь застилала глаза, чувство свежести, ослепительного света охватило меня и, пытаясь его уловить, я не смел и шелохнуться, как тогда, когда ощутил вкус мадлен, – выжидая, что рассказ этого чувства сам достигнет моего сердца; я так и стоял, рискуя вызвать смех многочисленной толпы шоферов, переступая с щербатого булыжника на покатый…»
«Она послала мне один из этих маленьких, толстеньких печений, называющимися мадлен, которые выглядят, как будто они были сформированы в рифленой оболочке гребешка или ракушки. И скоро, механически усталый после пасмурного дня с перспективой удручающего завтра, я поднял к губам ложку чая, в которой пропитал кусок печенья. Не успела теплая жидкость и крошки с ней коснулся моего неба, как холод пробежал по всему телу, и я остановился, внимательно следя за чрезвычайными изменениями, которые происходят … сразу превратности жизни стали равнодушны ко мне, его бедствия безобидными и показали свою иллюзорность …»
